Это был широкоплечий блондин с голубыми глазами, чуть выше меня (идеального роста для поцелуев) и на несколько лет старше. Двоюродный брат одного из моих воздыхателей, которого я всегда побаивалась – как же, такой ведь взрослый. А потом нас случайно столкнуло и понесло, только почему-то против течения. Он увозил меня из моего тогдашнего общежития, и до утра мы не возвращались. Я нюхала травку из бардачка его машины, насыпанную в желтую капсулу от киндер-сюрприза (не в смысле «употреблять» а в смысле «чувствовать запах»), и недовольно морщила нос – это казалось не особенно приятным. А он улыбался, целовал меня нежно-нежно, едва касаясь губами, и шептал «девочка моя». Потом я клала голову ему на плечо, он открывал верхний люк в машине и мы смотрели на звезды. Звезд было видно мало, но нам хватало с лихвой; я рассказывала ему о танцах, а он мне – о наркотиках (ну, или об алкоголе). Это было чудесное время, когда даже «межсвиданье» еще не утратило своей прелести. Мне кажется, тогда мы нашли друг в друге то, чего нам обоим так не хватало. Я, устав от правильных мальчиков, обрела в нем отдушину и, казалось, искру настоящей такой, искренней жизни. Ему же нравилось (хотя я и не могу быть в этом уверена, но сейчас разрешаю себе подумать именно так), что мне никогда не было с ним страшно. Недавно я сказала об этом одному из общих знакомых, а он как-то странно улыбнулся и спросил: «Доверяла?». Не знаю. Мой мальчик, у тебя ведь отобрали права, ты вечно лихачил и любил огромные скорости, пил за рулем, курил, глотал, нюхал, а меня каждый раз так смешили испуганные вопли с заднего сиденья, когда с нами ехал кто-то еще. Мне было смешно, а страха я с тобой никогда не чувствовала. Казалось, ты спасешь меня от всего; помню, когда я первый раз наглоталась таблеток (было очень страшно – зрительные галлюцинации с непривычки испугают кого угодно), то единственной здравой мыслью в собственной голове казалась та, которая приказала бежать к тебе. А ты улыбался (я не могу сейчас вспомнить твою улыбку до мелочей и грущу) и говорил, что все будет хорошо. И все было хорошо. А потом мы ехали как-то вдвоем по ночной дороге (кажется, был еще гололед), мой мальчик был пьян и не справился с управлением – мы вылетели с трассы куда-то в кювет, в сугроб. Алкоголь, смешавшись с адреналином ударил в мозг и он отключился, а я два с лишним часа сидела с ним рядом (в сугробе, в машине, черт знает где), потому что чувствовала, что если уйду, то с ним может случиться что-то плохое. На рассвете он очнулся, мы бросили его многострадальное авто и пошли домой (на самом деле, идти было не так уж и далеко). Помню, он жутко хотел курить, и мы остановились возле первого же киоска, чтобы купить сигарет. Он торопливо высек искру из дешевой пластмассовой зажигалки, мы еще немного прошли, и пьяный бред вновь забрал его у меня после двух затяжек – есть такой эффект, но, увы, не помню как он называется. Догнало. Я проводила его домой, и мы не виделись около тридцати часов, или, может, больше. Я упорно не брала телефон, когда проснулась, а потом не выдержала, и просто к нему пришла (это было в порядке вещей, мы жили в пяти минутах ходьбы). Он снова (или правильнее будет сказать, все еще?) был пьян. Мне не осталось ничего, кроме как понять, что пьяный бред так и не вернул его мне обратно. «Что же ты с собой делаешь, маленький?» - бессвязно бормотала я, сидя на диване в его неудобной комнатке. А «маленький» глупо улыбался, и жаловался, что с похмелья опять раскалывается голова. В этом и была вся наша беда – при мне он мог и не пить, но без меня не мог, словно в мире оставалось всего два источника жизни – я и водка. Он, конечно же, обещал завязать, обещал бросить курить, ловил все мои желания еще в воздухе, но это ничем не кончилось – мы разбежались так же внезапно, как течение когда-то столкнуло нас посреди реки. Он потом еще долго писал мне, клялся в любви, искал встреч. Впрочем, я не всегда их избегала – пару раз мы посидели у него дома (играли друг против друга в какую-то компьютерную стратегию) и еще как-то наелись вместе таблеток. Его оставалось в моей жизни все меньше, и за последние пару лет (Господи, сколько же прошло времени) мы даже почти не виделись. Несколько раз пытались говорить в icq, но ничего толкового так не получилось, всякий бред. А теперь вот мне вдруг до боли в суставах хочется встретиться с ним (только не надо думать сейчас про то самое слово на букву л. – это совсем другое), просто чтобы поговорить. Держать его за руку (черт побери, почему мы никогда не держались за руки?), смотреть на него, может быть даже положить голову ему на живот и говорить, говорить (не особенно торопясь, чтобы он успевал вставлять комментарии, если захочет вдруг). Говорить о том, что было, о том, что я чувствовала, о том что чувствую. Выговорить все это (непременно касаясь его тела губами, в нужный момент рассказа), погулять по Москве, держась за его ладонь, а потом уехать окончательно (совсем-совсем навсегда), непременно поцеловав его на прощение. И я едва не молюсь, чтобы мой мальчик согласился встретиться, когда я приеду в столицу (работа, темп жизни, я понимаю все), потому что если я не смогу сказать, что во мне накопилось, ему лично, мне останется только написать о нем книгу (иначе так и не получится отпустить взаправду). А книгу писать сейчас, знаете, совершенно нет времени. И сил, теперь уже, тоже нет…


p.s. Мы встретились.
Он сказал что я красивая. Глупый.
Мы вместе перевернули эту страницу с легкой душой.
Как же хорошо, Господи. Как хорошо.