Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Обманываю себя понемногу вслух и ругаюсь матом на монитор.
Чертовски болит где-то под правой лопаткой.

Уже который день снятся сны. У меня, вообще, такое бывает достаточно редко, отсюда и удивление. Они, как правило, разные, вплоть до деталей, но суть одинакова : мне снится, что в кровати я не одна; со мной всегда кто-то есть. Мы готовимся отойти ко сну. Кровать совсем не обязательно во всех этих снах моя, комната - тоже. Но люди, возникающие в подобных снах, мне знакомы; даже если я утром не могу точно вспомнить, кто это был, я точно знаю, что это кто-то конкретный из моей жизни, а не абстрактный фантом, подсунутый подсознанием. Глупо, наверное, видеть во сне, как ты же и засыпаешь. Иногда, утром, в памяти остаются даже не образы а только обрывки смутно знакомых ощущений человеческого тепла. Но звонит будильник, и я просыпаюсь одна, в абсолютно реальной квартире. Мне очень холодно.

В общем, сегодня я посмотрела Дары. Ну, что, не сказать, что я впечатлена, но некоторые моменты меня вдохновили. В связи с этим очень хочу кое-что сыграть. Конкретно : две сцены в Малфой-Меноре; хотя, по сути, это, наверное, даже одна. В общем; раз - сцена, где Беллатриса пытает Гермиону; два - Люциус и Беллатриса подводят Драко к Гарри, чтобы тот узнал его. Собственно, новых персонажей я осваивать не планирую (по крайней мере из тех, кто учавствует в этих моментах), следовательно, кого хочу сыграть я, скорее всего, и так всем понятно. Я к чему - буду рада, если кто-то будет не против составить компанию )

Ловлю себя на каких-то подозрительных мыслях. Они такие разрозненные; никакой систематизации. Хочу, чтобы был человек, который знал бы обо мне почти все, ну, или хотя бы много (наверное непредсказуемым мразям такого не положено по закону). Как здорово, когда есть люди, которых ты любишь. Испытывать искреннюю гордость за другого человека невероятно круто (была удивлена, что умею это делать). У меня еще вся жизнь впереди. Как бы так понять, чего хочешь, и сформулировать в конкретную цель. А время-то быстро так идет, прямо летит. Нам бы день простоять, да ночь продержаться. Спасибо всем тем, кто позволяет мне побыть слабой. Спасибо тем, кто верит. Я верю. Пьяная развязность заставляет меня лезть на стенку - чертовы воспоминания, как стереть их из головы? В кого их прятать, чтоб не болело? А еще надо меньше думать, полюбому надо меньше думать - жить сразу станет легче. Фух. Вроде выговорилась. Всем спасибо.

Завтра в полигон. Завтра.

Только русский человек, лишившись чайника, самым удобным вариантом сочтет пить чай на работе. Надо бы не забыть, как только появятся деньги, чайник все же купить. Или найти где-то в неразобранных вещах турку. И полюбить чай тоже, пожалуй.

Это был широкоплечий блондин с голубыми глазами, чуть выше меня (идеального роста для поцелуев) и на несколько лет старше. Двоюродный брат одного из моих воздыхателей, которого я всегда побаивалась – как же, такой ведь взрослый. А потом нас случайно столкнуло и понесло, только почему-то против течения. Он увозил меня из моего тогдашнего общежития, и до утра мы не возвращались. Я нюхала травку из бардачка его машины, насыпанную в желтую капсулу от киндер-сюрприза (не в смысле «употреблять» а в смысле «чувствовать запах»), и недовольно морщила нос – это казалось не особенно приятным. А он улыбался, целовал меня нежно-нежно, едва касаясь губами, и шептал «девочка моя». Потом я клала голову ему на плечо, он открывал верхний люк в машине и мы смотрели на звезды. Звезд было видно мало, но нам хватало с лихвой; я рассказывала ему о танцах, а он мне – о наркотиках (ну, или об алкоголе). Это было чудесное время, когда даже «межсвиданье» еще не утратило своей прелести. Мне кажется, тогда мы нашли друг в друге то, чего нам обоим так не хватало. Я, устав от правильных мальчиков, обрела в нем отдушину и, казалось, искру настоящей такой, искренней жизни. Ему же нравилось (хотя я и не могу быть в этом уверена, но сейчас разрешаю себе подумать именно так), что мне никогда не было с ним страшно. Недавно я сказала об этом одному из общих знакомых, а он как-то странно улыбнулся и спросил: «Доверяла?». Не знаю. Мой мальчик, у тебя ведь отобрали права, ты вечно лихачил и любил огромные скорости, пил за рулем, курил, глотал, нюхал, а меня каждый раз так смешили испуганные вопли с заднего сиденья, когда с нами ехал кто-то еще. Мне было смешно, а страха я с тобой никогда не чувствовала. Казалось, ты спасешь меня от всего; помню, когда я первый раз наглоталась таблеток (было очень страшно – зрительные галлюцинации с непривычки испугают кого угодно), то единственной здравой мыслью в собственной голове казалась та, которая приказала бежать к тебе. А ты улыбался (я не могу сейчас вспомнить твою улыбку до мелочей и грущу) и говорил, что все будет хорошо. И все было хорошо. А потом мы ехали как-то вдвоем по ночной дороге (кажется, был еще гололед), мой мальчик был пьян и не справился с управлением – мы вылетели с трассы куда-то в кювет, в сугроб. Алкоголь, смешавшись с адреналином ударил в мозг и он отключился, а я два с лишним часа сидела с ним рядом (в сугробе, в машине, черт знает где), потому что чувствовала, что если уйду, то с ним может случиться что-то плохое. На рассвете он очнулся, мы бросили его многострадальное авто и пошли домой (на самом деле, идти было не так уж и далеко). Помню, он жутко хотел курить, и мы остановились возле первого же киоска, чтобы купить сигарет. Он торопливо высек искру из дешевой пластмассовой зажигалки, мы еще немного прошли, и пьяный бред вновь забрал его у меня после двух затяжек – есть такой эффект, но, увы, не помню как он называется. Догнало. Я проводила его домой, и мы не виделись около тридцати часов, или, может, больше. Я упорно не брала телефон, когда проснулась, а потом не выдержала, и просто к нему пришла (это было в порядке вещей, мы жили в пяти минутах ходьбы). Он снова (или правильнее будет сказать, все еще?) был пьян. Мне не осталось ничего, кроме как понять, что пьяный бред так и не вернул его мне обратно. «Что же ты с собой делаешь, маленький?» - бессвязно бормотала я, сидя на диване в его неудобной комнатке. А «маленький» глупо улыбался, и жаловался, что с похмелья опять раскалывается голова. В этом и была вся наша беда – при мне он мог и не пить, но без меня не мог, словно в мире оставалось всего два источника жизни – я и водка. Он, конечно же, обещал завязать, обещал бросить курить, ловил все мои желания еще в воздухе, но это ничем не кончилось – мы разбежались так же внезапно, как течение когда-то столкнуло нас посреди реки. Он потом еще долго писал мне, клялся в любви, искал встреч. Впрочем, я не всегда их избегала – пару раз мы посидели у него дома (играли друг против друга в какую-то компьютерную стратегию) и еще как-то наелись вместе таблеток. Его оставалось в моей жизни все меньше, и за последние пару лет (Господи, сколько же прошло времени) мы даже почти не виделись. Несколько раз пытались говорить в icq, но ничего толкового так не получилось, всякий бред. А теперь вот мне вдруг до боли в суставах хочется встретиться с ним (только не надо думать сейчас про то самое слово на букву л. – это совсем другое), просто чтобы поговорить. Держать его за руку (черт побери, почему мы никогда не держались за руки?), смотреть на него, может быть даже положить голову ему на живот и говорить, говорить (не особенно торопясь, чтобы он успевал вставлять комментарии, если захочет вдруг). Говорить о том, что было, о том, что я чувствовала, о том что чувствую. Выговорить все это (непременно касаясь его тела губами, в нужный момент рассказа), погулять по Москве, держась за его ладонь, а потом уехать окончательно (совсем-совсем навсегда), непременно поцеловав его на прощение. И я едва не молюсь, чтобы мой мальчик согласился встретиться, когда я приеду в столицу (работа, темп жизни, я понимаю все), потому что если я не смогу сказать, что во мне накопилось, ему лично, мне останется только написать о нем книгу (иначе так и не получится отпустить взаправду). А книгу писать сейчас, знаете, совершенно нет времени. И сил, теперь уже, тоже нет…


p.s. Мы встретились.
Он сказал что я красивая. Глупый.
Мы вместе перевернули эту страницу с легкой душой.
Как же хорошо, Господи. Как хорошо.